Ваш Магомедов куда-то пропал» Как в берлинских тюрьмах живут русскоязычные заключенные — Schön

Сонник приходить

Представители разных организаций и адвокаты пользуются в Тегеле отдельным входом. Посетители заходят через другие ворота. Для нас правила строже: в отличие от родственников и друзей, нам нельзя проносить для заключенных вещи и деньги, нельзя покупать им табак и другие мелочи в автомате. Перед «нашим» входом — камеры хранения, где нужно оставить сумки и телефоны. Дальше, на воротах с камерами наблюдения, звонок. Если других посетителей или въезжающих автомобилей нет, нам открывают быстро, но иногда приходится и подолгу ждать.

На входе нужно сдать паспорт и предъявить пропуск. Мой пропуск — это сложенная вдвое бумажка от берлинского сената, позволяющая мне заходить в любую из столичных тюрем и встречаться с заключенными. Однажды во время консультации я вертела эту картонку в руках, чем привлекла внимание клиента, сидельца со стажем из Латвии. Он попросил посмотреть пропуск и долго смеялся: подделать такой документ — три минуты.

Строгость досмотра зависит от настроения дежурных. Иногда они выходят с металлоискателем и проверяют, что в карманах. Иногда высовываются из окошка и весело спрашивают: мол, вы же все запрещенные штучки вынули? Ну и хорошо, проходите.

Это не раздолбайство. Они нам доверяют и понимают, что мы не будем нарушать правила и портить доверительные отношения между тюрьмой и нашей организацией, строившиеся годами. И это очень сложно объяснить моим русскоязычным клиентам, которые отказываются понимать, почему я «не могла просто принести табак».

После досмотра обычно я прохожу в отдельный вагончик и жду, когда меня заберет оттуда кто-то из сотрудников тюрьмы и отведет в нужный мне дом. Но с недавнего времени у нас послабление: Даниэле разрешили брать на проходной ключ. Большой кованый ключ, который отпирает все тюремные двери. Его на проходной выдают в обмен на паспорт. С ним мы можем передвигаться по всей территории совершенно самостоятельно.

Обычно мы приходим на пост дежурных и говорим, с кем из заключенных хотим поговорить. Нас провожают в комнату для переговоров и вызывают клиента по громкой связи: «Господин Иванов, на центральную, пожалуйста!»

Однажды, во втором доме — самом суровом отделении Тегеля — вышло смешно. Мы пригласили клиента, чеченского наркодилера, и сели в переговорную ждать. По старинному зданию разливался громкоговоритель: «Герр Магомедов, вас ожидают!» Через 20 минут вместо нашего чеченца пришел дежурный с наручниками и обескураженно извинился: мол, ваш Магомедов пропал, нигде его не можем найти.

И нет, наш клиент не совершил замысловатый побег. На следующей консультации он очень смеялся: «Ну что ж за бестолковые менты тут! Ну я же либо у себя в камере, либо у друга!» Вскоре Магомедов, кстати, оказался в ШИЗО, где мы тоже можем консультировать. На встречу пришел довольный как слон: говорит, за пару дней в ШИЗО сделал месячный оборот от продажи героина. И подмигнул мне: «Немцы не догоняют, что я не лох, а профессиональный дилер».

В переговорной комнате мы остаемся с клиентом один на один. Внутри есть тревожная кнопка, но за 12 лет работы Даниэла ею ни разу не воспользовалась.

Тюрьма Моабит picture alliance/dpa | Jens Kalaene/ rolf kremming | Rolf Kremming / Картографические данные Google

Если произошла нештатная ситуация, по всей тюрьме объявляют тревогу («Аларм»). Это случается, например, в случае массовой драки или суицида. Тогда начинает выть сигнализация и всех — и посетителей, и заключенных — запирают на ключ в тех помещениях, где они на этот момент находятся. Самоубийства в Тегеле, надо сказать, совершаются достаточно регулярно и обычно воспринимаются другими сидельцами очень тяжело.

В стенах СИЗО в Моабите легко потеряться. Это старинное здание с разветвленными коридорами, где впору снимать кино про средневековых узников. Однажды я долго бродила одна между запертых камер, пытаясь отыскать выход. «Я хотела бы выйти», — спросила я дорогу у наконец попавшегося мне сотрудника. «Выйти тут все хотят!» — радостно загоготал он. Это расхожая шутка в Моабите.

Личное пространство положено каждому

Все камеры в берлинских тюрьмах одиночные, потому что любой человек имеет право на личное пространство. Один мой русскоязычный подопечный никак не мог с этим смириться и не переставал возмущаться «немецкими нелюдями». Он много лет провел в российских зонах, и остаться одному в четырех стенах для него — настоящая пытка.

Специально для таких «социальных» зэков, для которых изоляция хуже смерти, в качестве исключения в СИЗО в Моабите есть несколько двойных камер. Это одноместные комнаты, соединенные дверью, через которую в случае острого приступа одиночества можно попасть к соседу.

Скачать книгу «Ваш Магомедов куда-то пропал» Как в берлинских тюрьмах живут русскоязычные заключенные — Schön» fb2

Коментарии